Эта книга должна быть настольной. Эти строки должны быть выгравированы на скрижалях мудрости. Этот человек должен остаться в веках.
Только Ремарк может писать о войне и смерти так, что тебе хочется жить, танцевать, ловить момент, пить ром и целовать красавиц...
Здесь нет противления смерти. Здесь абсолютное осознание неизбежности. Здесь жажда успеть, не потерять, схватить улетающие мгновения.
Здесь не тоска по умершим, но теплота и легкая грусть. И слезы, безусловно слезы, на глазах, но мимолетно. И сердце сжимается не в тисках горя, но в предчувствии жизни, в предчувствии скорой встречи с теми, кого сегодня хороним.
И звучит пианино, и смешивает коктейли старый-добрый Альфонс, и падает с темного неба снег, и старые друзья встают перед глазами, и ты улыбаешься и чокаешься с невидимым собеседником...
Только Ремарк может писать о войне и смерти так, что тебе хочется жить, танцевать, ловить момент, пить ром и целовать красавиц...
Здесь нет противления смерти. Здесь абсолютное осознание неизбежности. Здесь жажда успеть, не потерять, схватить улетающие мгновения.
Здесь не тоска по умершим, но теплота и легкая грусть. И слезы, безусловно слезы, на глазах, но мимолетно. И сердце сжимается не в тисках горя, но в предчувствии жизни, в предчувствии скорой встречи с теми, кого сегодня хороним.
И звучит пианино, и смешивает коктейли старый-добрый Альфонс, и падает с темного неба снег, и старые друзья встают перед глазами, и ты улыбаешься и чокаешься с невидимым собеседником...